Это была колонизация, имевшая для российских окраин не меньше значение, чем столыпинская реформа, но, в отличие от последней, она составлялась отборным народом...

В этих условиях раннее появление здесь раскольничьих сел с их культом семьи, образом жизни и почти поголовной грамотностью было явлением отрадным.

Валентин Распутин

В данном очерке уделено внимание поселению старообрядцев в Сибири. Вопрос этот в наше время историками исследован недостаточно. Хотя о колонизации Сибири написано немало трудов. Она заселялась в основном двумя путями: вольным народом и ссыльными. Волны вольной народной колонизации, в которой старообрядцы приняли живейшее участие, часто докатывались до Сибири, и в отдаленных местах появлялись деревни, скиты, заимки, выселки и иные поселения.

В XVIII при Петре I в связи с разгромом поморских и керженских скитов преподобным Питиримом, с усилением крепостничества и антинародной политики послепетровских правителей, когда власть нередко захватывали фавориты - иноземцы типа Бирона, приток староверов в Сибирь усилился. Кержацкие корни до сих пор живут в Сибири и на Алтае.

В Забайкалье староверы были поселены целыми семьями, в отличие от одиночных ссыльных, получили название "семейские"; словом, этноним произошел от слова "семья". На Алтае и Восточном Казахстане их ближайшие родичи называются и до сих пор "поляками". В Западной Сибири общее название староверов - "кержаки", на Урале - двоеданы.

Наше дальнейшее повествование пойдет в основном о семейских. Поселенные в основном в 1765-1768 гг. в Забайкалье в количестве

60 стр.

пяти тыс. человек они выродились в людей крепкого телосложения, высокого роста, мужчины и особенно женщины отличаются истинно русской красотой, крепкими нравами и завидным здоровьем.

Декабрист Андрей Розен, побывав в семейских селениях во время ссылки в Забайкалье в 1830 г., писал: "Избы и дома у них не только красивы углами, но и пирогами... а люди, люди!.. Ну, право, все молодец к молодцу. Красавицы не хуже донских - рослые, белолицые, румяные... Все у них... показывало довольство, порядок, трудолюбие". Писатель и этнограф С.В. Максимов, побывавший у семейских в 1861 году, отметил, что семейские женщины "поражают красотой лиц и дородством тела".

Подобные же отзывы мы находим у разных авторов о "поляках" Алтая, о красоте "поляцких" женщин, о силе и ловкости мужчин, о их хозяйственной хватке, о трудолюбии, о крепком укладе их быта и семейной жизни. С.В. Максимов в книге "Сибирь и каторга" отмечает: "В Алтайских горах... расселена была часть тех старообрядцев, которые присланы были в Сибирь из стародубских и ветковских слобод... Народ зажиточный, отличающийся замечательными хозяйственными способностями"...

На новых местах эти дюжие люди, имея крепкие семьи, отличающиеся особой любовью к земле-матушке и неистощимым трудолюбием, проявили себя самым лучшим образом. Эти их достоинства имели первостепенное значение в освоении новых земель в Сибири и на Дальнем Востоке. Русский крестьянин с топором и сохой поднял вековую целину "сибирской землицы", освоил, обиходил ее горно-таежные и степные места, добрался до районов вечной мерзлоты Якутии и везде доказал, свои земледельческие способности.

Позже в поэме "Дедушка" Н. А. Некрасов скажет о семейских тарбагатайских крестьянах примечательные слова: - Горсточку русских сослали в страшную глушь за раскол, землю да волю им дали ... Прошло немного лет, как комиссары, обозревая земли, где поселились староверы, "Новое чудо нашли: жители хлеб собирали с прежде бесплодной земли... Так постепенно в полвека вырос огромный посад - Воля и труд человека Дивные дивы творят".

К середине XIX века семейские освоили все близлежащие земли, отведенные им. Население старообрядческих сел стремительно росло. За 70 лет жизни за Байкалом оно увеличилось более чем в 4 раза. По четвертой ревизии (1782 г.) староверов-мужчин, ссыльных и вывезенных из Польши, было 2328 человек, а душ обоего пола примерно 4400 человек. В 1850 г. их насчитывалось уже 17880 человек, в 1853 г. - 17827 душ обоего пола2. Они проживали основном в четырех волостях Верхнеудинского округа Тарбагатайской,

61 стр.

Мухоршибирской, Куналейской (ныне Бичурский район республики Бурятия. - Ф. Б.) и Урлукской. В Западном Забайкалье они составляли 80% от общегубернского числа староверов и 57% от всего числа тамошних русских крестьян3. В этом же регионе находилось более 2/3 всех поселений Забайкалья4.

Селения забайкальских староверов выделялись на общем фоне сибирских русских сел своей величиной, ухоженностью, чистотой и размерами домов, своеобразием культуры, быта, нравов. "В Тарбагатае в 1851 г. было около 900 жителей, в Большом Куналее - более 1800, в Куйтуне - 1650, в Новой Бряни - более 700 чел." В этих четырех селах проживало более половины всех жителей Тарбагатайской волости, состоящей из 13 селений. В с. Урлук проживало более 2000. Село Бичура к тому времени протянулось уже на 7 верст и в ней в 1850 г. было 1400 человек5.

Быстрый естественный прирост населения привел к тому, что в ряде сел стал ощущаться хронический недостаток земли. В поисках новых вольных земель крестьяне-староверы стали покидать родные места. В 1814 г. 20 крестьян с. Десятниково из-за малоземелья переселились на правый берег Чикоя верстах в 20 выше Чикойской стрелки и образовали село Ново-Десятницкое.

Из-за "земельного утеснения" крестьяне Мухоршибирской волости Шаралдайского селения долгое время вели спор с бурятами Барун-Кубдутского и Барун-Харганатского родов о землях, лежащих по р. Сулхаре. А царские власти и местные иркутские чиновники склонялись в решении этого вопроса то на одну, то на другую сторону. Что, естественно, вызывало взрыв недовольства у семейских крестьян и у бурят названных родов. Тяжба тянулась десятки лет, но так и не произошло справедливого "поземельного устройства". Посланцы бурят дошли с просительными грамотами до царя Александра III, который вместе с царицей лично их принял и пообещал представителям бурят, что обещание монархов свято исполнится, но царь и царица не сдержали своего слова. Справедливо межевание при них не было проведено. Чиновничий бюрократический аппарат хитрил, лукавил, лавировал в этом вопросе.

Малоземелье стало острой проблемой для Верхнеудинского округа. Но история не стоит на месте. События развиваются и захватывают целые массы, затрагивая интересы больших групп населения. Так и произошло на сей раз.

С середины XIX века началось активное освоение Приамурья и Дальнего Востока. В 1846 г. генерал-губернатором Восточной Сибири был назначен деятельный и дальновидный человек Н. Н. Муравьев. Он уделяет Забайкалью большое внимание. В 1849 г. под начальством капитана Г.И. Невельского открыт Амурский лиман и устье Амура, которые оказались судоходными. Это послужило толчком к занятию Амура, к его быстрейшему освоению. Это

62 стр.

произошло как нельзя кстати, так как в тех местах Тихого океана уже рыскали англичане с целью прибрать к рукам дальневосточные берега.

В 1851 г. была образована Забайкальская область, и Чита из постного села, население которого составляло 669 чел., становится "властным центром, так как ее географическое положение оказалось более удобным, чем расположение Нерчинска и других городов Восточного Забайкалья. Потребовались новые тракты, дороги, коммуникации. Было усилено казачье войско. 27 тыс. нерчинско-заводских крестьян обращены в казаков, из них образовано 12 батальонов.

Из Верхнеудинска до Читы был построен новый тракт, названный Читинским. Обустройство и заселение Читинского тракта в основном легло на плечи семейского крестьянина. Ряд селений по этому тракту в верховьях реки Хилок был населен, главным образом, из староверческих сел Верхнеудинского округа.

О некоторых методах подобного обустройства и причинах переселения крестьян на новые места нам удалось узнать из различных источников. Так, селение Беклемешево, названное так по имени чиновника особых поручений при генерал-губернаторе Восточной Сибири Ф.А. Беклемешева, возникло сначала как заимка, вероятно, в 1850 году. Об этом мы читаем в очерке Павла Миловецкого "Иргынское селение в Забайкальской области", в котором автор был в июне 1859 г., о с. Беклемешевском же, откуда он прибыл накануне, пишет, что оно возникло лет десять назад . Это был наблюдательный и дотошный миссионер. Он пишет о почитании местными бурятами Николы, о прекрасных механических мастерах из бурят, об их таланте и о том, как несомненная выгода заставила бурят заниматься хлебопашеством. С "открытием амурских дел потребовался большой запас хлеба для сплавов на эту реку" и буряты "сами собой", без понукания занялись земледелием. Если в 1857 г. было ими посеяно хлеба 19344 четверти, то в 1858 - 33971 четверть7.

П. Миловецкий вслед за декабристами дает человеческим достоинствам бурят одну из лучших из известных мне характеристик: "Буряты справедливы и сострадательны; в каждом человеке, кто бы он ни был, они видят прежде всего человека, которому в случае надобности необходимо подать помощь. Уважая истинное достоинство в других, они требуют такого же уважения и к себе". Вот он, принцип основ гуманизма, основ взаимного уважения людей. И его благие деяния постоянно испытывали люди разных национальностей, живущие по соседству с бурятами.

По другим данным с. Беклемешево было основано в 1854-1856 годах8. Сюда "по кличу селится по тракту" стали прибывать семьи из густонаселенных районов, и оттуда, где наступило хроническое

63 стр.

малоземелье. Так, переселенцы из Урлука и из Чикоя следующим образом характеризовали те стесненные земельные условия, в каких они оказались. "Пахотной земли стало так мало, что "борону некуда притащить". "В Урлуке дрова удалились за 30 верст". Сенокосный паек - по выражению крестьянина И.М. Рыбакова, - можно было выкосить "за один дух"9. Этим бедственным положением семейских крестьян и воспользовалась местная администрация. Освоение Амура и возвышение г. Читы как административного центра при Н.Н. Муравьеве-Амурском потребовало новых дорог и почтовых трактов. К этому делу заселения тракта на Читу был и подключен молодой исправник Ф.А. Беклемешев.

Мнения современников об этом человеке весьма противоречивы, Декабрист Д.И. Завалишин называет его мошенником, соблазнителем, приводящим в свой дом переодетых в мужское платье девок, который за малейшую провинность сек своего крепостного человека, не на живот, а на смерть. Князь П.А. Кропоткин в 1863 г. писал о нем: "Беклемешев страшная скотина, он делал невообразимые мерзости с крестьянами, вот хотя бы в деревне, носящей его имя на тракте, как он выселял крестьян, запарывал крестьян и т. п.". А вот воспоминания крестьян с. Беклемешево об этом чиновнике. Их записал в 1927 г. исследователь А. Добромыслов. "Прасковья Асташина (она же Милютина) рассказывала: "Исправник Беклемешев был очень деятельный, но и строгий, лентяев не любил. За медленное строительство наказывал плетьми (с ним всегда были казаки). Та-а-а-к драли, адали белье колотили". Гр. Чистякова говорит про Беклемешева: "Строгий человек был, драл. Так за ним розги-ерник и носили. Одного так откатал, что тот со страху убежал в старую Шакшу (деревню)... Помогал новоселам, кому деньгами, кому чем другим, одному корову дал. Подрался на дуэли, кого-то убил, за что его и сместили..." Крестьянин Глотов вспоминал: "Поселением заведовал Беклемешев, молодой человек, лет 17, шепелявый, серьезный. У него с каким-то была ссора. Стрелялись. Тот не попал. Беклемешев того убил из пистолета, заряженного солдатской пуговицей"10.

Таковы характеристики Беклемешева, данные самими крестьянами, деды которых были поселены из разных сел Забайкалья. Кстати, перечисленные здесь фамилии из трех сел: Милютина, из Бурнашево, Чистякова из Десятниково, Глотов - из Куйтуна. Большая часть крестьян была заселена в Беклемешево из села Куйтун, где уже с давних пор чувствовалось малоземелье. Куйтун в то время был одним из самых больших сел в Западном Забайкалье. Вместе с семейскими селились и несемейские.

А вот какую характеристику Беклемешеву дает М.И. Венюков, один из активных участников заселения Амура, крупный русский

64 стр.

географ и экономист. Он пишет: "Он (Беклемешев) был человек дела ненавидящий паразитов, ничем дотоле не замаранный. Правда над ним смеялись, что он при заселении Читинского тракта брал с верхнеудинских староверов взятки не деньгами, а красавицами, семьи которых выселял на большую дорогу, чтобы почаще их видеть, но я не раз говорил о нем с самими староверами, как высланными, так и оставшимися на местах, и постоянно слышал от них что время исправничества в Верхнеудинске Беклемешева было для них золотым веком. "Душевный был человек Федор Андреевич: никаких поборов сам не брал и другим не позволял брать. Попросишь о чем - коли можно, сейчас сделает. Ни попы, заседатели, ни казаки, ни горные чиновники, ни купцы при нем обижать нас не смели" 11. Такова неоднозначная оценка деяниям исправника Беклемешева. Так ли было? Бог весть.

Освоение и возникновение новых селений по Читинскому тракту - это цветочки. Ягодки нас ждут впереди. Неугомонный генерал-губернатор Н. Н. Муравьев, ставший впоследствии Амурским, провернет со временем две грандиозные по своим замыслам и масштабам переброски крестьян и казаков с целью: а) заселения и освоения Якутско-Аянского тракта в Якутии; б) занятия и освоения Амура и Приморья. Это были смелые, широкие по своему размаху эпопеи освоения Севера Дальнего Востока. И русские и крестьяне снова оказались на высоте, доказав свои колонизационные способности даже при административно-командных методах переброски, которые применяли, не всегда считаясь с желанием переселенцев-казаков или крестьян. Как сообщает исследователь казачества А.П. Васильев, казаков-добровольцев на переселение было мало, в основном, переселялись по жребию. Вытянувший жребий мог нанять за себя другого казака, но непременно здорового и женатого12. Казаку выдавалось пособие в размере 15 руб. на хозяйственное обзаведение на новом месте. И в течение первых двух лет нуждающимся выдавали из казны продукты.

Большую роль сыграли в деле колонизации и русские крестьяне. Они приложили весь свой опыт, знания, сноровку и упорство в деле земледельческого освоения Якутии и Дальнего Востока. Занесли туда ростки земледельческой культуры и цивилизации. Укрепили позиции России на дальневосточных окраинах.

В Центральном государственном архиве республики Бурятия мною обнаружено "Дело о вызовах желающих на новое переселение на Аянский тракт по Якутской области". Объем 364 рукописных листа. Началось оно с 25 апреля 1851 года.

Прежде во время своих поездок по семейским селам я часто встречал сообщения о том, что некоторые семейства в этих деревнях носят прозвища Аянский, другие - Приамурский. Разгадка пришла после того, как в с. Десятниково в 1969 г. я повстречал 102-летнего

65 стр.

еще бодрого старика, носящего прозвище Аянский (вероятно, крестьяне - покорители севера и Амура не хотели отставать от именитых генералов и администраторов). Его звали Давид Власьевич Степанов. Он рассказал: "Отец Влас Корнеевич ходил на Аян. Жена там померла. Было четверо детей, и он выехал оттуда на пароходе и снова женился здесь. Я от второй жены. На Аян ушли 18 семей из окрестных разных сел. Из Десятниково - две семьи. Жили в лесу, питались в основном рыбой. Продукты привозили на пароходе летом".

Другой информатор Изот Яковлевич Павлов поведал, что другой дед Аянский Тимофей Лаптев в Десятниково прожил 105 лет...

Некоторые сведения об уходе на Аян сообщил И.М. Вишняков (1901 г. рожд.). Он говорил, что в Десятниково прибыло десять семейств (десяток), отсюда и название "Десятниково". Затем часть семейств - Васильевы, Щекины и Вишняков ушла на Аян, туда их сговорили, что не будут брать в армию. Но Вишняков оттуда попал к морю Лаптевых, потом вернулся домой. Сейчас потомки "аянских" проживают в поселке Красный Яр в 10 км от Никольска-Уссурийского (р. Чай-Фунь).

Аянскими назывались и Леоновы в Новой Бряни, в Янгужинских Ключах (ныне Иволгинский р-он) тоже семейские приехали из Аяна. У.О. Юрьева (1906 г. рожд.) рассказала, что ее прадед Куприян Китаев ходил на Аян. Там умер, но у него было 5 сыновей и 6 дочерей. Семья вернулась. Они построили в Ключах 6 домов. По архивным данным из Большого Куналея ушли на освоение аянского тракта более 20 семей. А из Тарбагатайской волости переселились туда 56 семей. А желающих переселиться только из этой волости, куда входили села: Десятниково, Бурнашево, Б-Куналей, Куйтун, Жирим, Тарбагатай, Новая Брянь, Старая Брянь, Надеино, Пестерево и др. было 155 семей. Но надо учесть, что иногда родители записывали в число желающих своих сыновей, ушедших на золотые прииски. Такие факты в документах встречаются нередко.

Теперь обратимся к официальным и архивным данным, а также к публикациям на эту тему. В 1851-1852 гг. южнее Охотска был основан новый порт Аян. К нему из Якутска необходимо было проложить тракт. На основании высочайше учрежденного положения Комитета Министров об устройстве почтовых сообщений от Якутска к Аянскому порту Главное управление Восточной Сибири вызывает желающих на заселение тракта между Амгинской слободой и Аяном. Заселение этого тракта предполагалось произвести:

а) "охотно желающими из Томской, Енисейской, Иркутской губерний и Якутской области". Кочевые и бродячие инородцы, изъявившие желание переселиться к Аяну, на местах нового поселения будут причислены к состоянию оседлых;

66 стр.

б) поселяемые должны быть людьми преимущественно свободного состояния. Приглашались туда и ссыльные, которые прожили в ссылке несколько лет и имеют одобрительное поведение. Возраст мужчин не должен был превышать 45 лет, женщин - 40 лет.

Переселенцам были определены следующие пособия и льготы. Все новоселы, выходцы из других губерний и областей (кроме Якутской): 1) Отчислялись от прежних обществ без согласия последних; 2) С них слагались все недоимки прежних лет; 3) Давалось освобождение до новой народной переписи от платежа податей и повинностей и навсегда от повинности рекрутской. От рекрутской повинности освобождались и их дети; 4) Казна обещала снабжать у в течение первого года мукою по два пуда на месяц на каждую душу мужского пола старше 15 лет и по пуду - на женщин и детей без всякой платы; 5) Обещано было безденежно снабжать семенами хлеба и овощей, а также земледельческими, рыболовными и звероловными орудиями и снастями на 30 руб. серебром на каждую душу мужского пола старше 15 лет; 6) Безденежно снабжать одеждой и домашним скотом по 50 руб. серебром на каждого взрослого мужчину; 7) В случае невыполнения последних двух пунктов за предметы, недоданные казной, возмещали деньгами.

На местах поселения поселенцам отводили 15-ти десятинный надел, но до его отвода новоселы могли пользоваться всеми окрестными землями, какие только для них понадобятся.

Таковы были обещанные льготы и пособия, но все ли они были исполнены, сказать трудно. В воспоминаниях выходцев с Аяна нет упоминания о легкой жизни.

Можно предположить, что добровольцев ехать в неведомый северный край из других мест кроме Забайкалья было немного, так как на Аянский тракт прибыло 102 семьи, включающие в свой состав 589 человек. Примерно половина из них была из Тарбагатайской волости Верхнеудинского округа.

Вероятно, людей, переселявшихся на Аянский тракт, собирали в Иркутске, а некоторых на ст. Невер, а весной 1852 г. их отправили в дальний путь. Переселенцам, судя по документам, должна быть оказываема "всякая помощь, доброхотство и покровительство".

Отбор добровольцев для переселения проходил не очень гладко, часто нарушалось положение о переселении: Местные власти не хотели отпускать не уплативших недоимки, а кое-где старались избавиться от неугодных. Переселяется много семей, в которых много девочек, т. е. малоземельные, так как на девушек земельный надел не давался. Придираются к невенчанным, объявляя их как "блудно сошедшихся", а детей их - "блудно прижитыми", обманывали желающих переселиться и т. д.

67 стр.

В документах встречаются казусы и такого рода. В деле крестьянина Надеинского селения Кирилла Грязнова, который обратился к генерал-губернатору Восточной Сибири с просьбой об освобождении его от переселения, так как отец его Логин Грязнов отказал ему и его жене от совместного с ним проживания, не дал им никакого наследства, а впоследствии, когда производился вызов желающих переселяться на Аян, Кирилл находился на золотых промыслах, отец записал его вместе с прочими детьми своими для переселения.

Жиримский крестьянин Василий Петрович Рявцов 22 ноября 1851 года жалуется, что его записало на Аян против его воли, без его согласия сельское начальство и просит оставить его на прежнем месте жительства. На запрос Тарбагатайского волостного правления, каким образом произошло назначение Рявцова на переселение на Аян, жиримское начальство отвечает, что "он подал список переселиться на Аян сам с собой (?) и вроде бы его никто не записывал против его собственной воли". Сельское общество и прежде всего сельские старшины не хотели считаться с постановлением и предписанием об освобождении желающих переселиться на Аян от недоимок и старались принудительно получить недоимки от уезжающих крестьян.

Крестьянин Стефан Евстифеев с товарищами из разных селений Тарбагатайской волости (они, видимо, едут на станцию Невер), отстаивая свои права, пишет: "Какая бы то ни была казенная недоимка, она должна быть сосложиться с тех людей, которые будут отчислены на Аянский тракт". Сельские старшины и старосты, "невзирая ни на что, принуждают таковую исполнить". Они составляют списки должников в экономические магазины, требуя погасить долги. Тогда крестьяне нескольких селений, а именно: от Куйтунского селения Степан Истифеев (он же Стефан Евстифеев), Назар Спиридонов, Семен Китаев, Матвей Борисов, Иван (фамилия не разобрана - Ф. Б.), Григорий Яковлев, за них и за себя руку приложил, т. е. расписался крестьянин Тарбагатайского селения М. Бутковский, за крестьян Тарбагатая расписался Петр Матвеев, за крестьян Новобрянского селения Михаилы Кушнарева, Федора Емельянова, Демида Филиппова, Лазаря Леонова и Надеинского селения Логина Грязнова, Евлампий Емельянов руку приложил. За крестьянина селения Десятниково Андрея Станиславова крестьянин Тимофей Чистяков руку приложил и собственноручно роспись сделал Семен Чистяков. От крестьян Бурнашевского селения росписи не разобраны (Ф. Б.).

Эти крестьяне, переселяющиеся на Аян, жалуются Забайкальскому военному генерал-губернатору майору Запольскому о том, что "сельские старшины насильственно отбирают от нас собственность нашу в недоимок, несмотря на высочайшее повеление".

68 стр.

Крестьяне просят его разобраться и ожидают "вполне милостивого законного распоряжения".

Таким образом, местные сельские власти не хотели признавать льгот которыми наделялись крестьяне-переселенцы согласно "Высочайше утвержденного положения Комитета Министров". Несмотря на эти козни начальства заселение Аянского тракта состоялось. К 1852 г. местная администрация закупила для переселенцев скот у якутов приамгинских наслегов и отправила его на р. Маю. В ноябре тракт был уже открыт и станции заселены крестьянами. Главным источником их существования для них служила почтовая гоньба, за которую ямщики получали от казны по 320-400 руб. на одну станцию13. Но станционные крестьяне Якутско-Аянского тракта начали в тех суровых условиях успешно развивать и хлебопашество.

Уже через два года И. А. Гончаров - автор "Обломова", возвращаясь из кругосветного путешествия через Сибирь, как раз со своими спутниками в конце августа - начале сентября проследовал по этому тракту из Аяна в Якутск. Его дорожные заметки примечательны во многих отношениях. В них даны краткие и точные зарисовки местности, быта и хозяйственной деятельности новых поселенцев. Он отмечает, "что по Мае всех станций двадцать одна, по тридцати пяти и сорок верст каждая. О населении пишет: "Русские все старообрядцы, все переселенцы из-за Байкала... (разрядка моя - Ф. Б.). Переселенцев живет по одной, по две и по три семьи. Женщины красивы, высоки ростом, стройны и с приятными чертами лица. Все из-за Байкала, отчасти и с Лены"14. Любопытны встречи с новыми колонистами, и какой-то неподдельной гордостью за русского человека веет от этих строк: "Меня неожиданно и приятно поразило одно обстоятельство. Что нам известно о хлебопашестве в этом углу Сибири, который причислен, кажется, так, из снисхождения, к жилым местам, к Якутской области? Что оно не удается, невозможно: а между тем на самых свежих и новых поселениях на реке Мае... нам впервые оросились в глаза огороды и снопы хлеба, на первый раз ячменя и конопли. Местами поселенцы не нахвалятся урожаем. Кто эти поселенцы? Русские. Они вызываются или переводятся за проступки из-за Байкала или с Лены и селятся по нескольку семейств на новых местах. Казна не только им дает средства на первое обзаведение лошадей, рогатого скота, но и поддерживает их постоянно, отпуская по два пуда в месяц хлеба на мужчину и по пуду на женщин и детей. Я видел поселенцев по рекам Мае и Алдану: они нанимают тунгусов и якутов обрабатывать землю". (Фрегат "Паллада". - с. 529).

Есть места вовсе бесплодные: с них, по распоряжению начальства, поселенцы переселяются на другие участки. Подъезжая

69 стр.

к реке Амге (это уже ближе к Якутску), я вдруг как будто перенесся на берега Волги: передо мной раскинулись поля, пест, реющие хлебом. "Ужели это пшеница", - с изумлением спросил я, завидя пушистые, знакомые мне золотистые колосья. "Пшеница и есть, - сказал мне человек, - а вон и яровое!" (там же). "Хлебопашество и разведение овощей по рекам Мае и Алдану - создание свежее, недавнее", - констатирует автор. Вслед за русскими принялись за хлебопашество и якуты. А 8 сентября, подъезжая к Амгинской станции И. А. Гончаров, восхищенный первыми плодами русских крестьян, записывает: "Не веришь, что едешь по Якутской области, куда, бывало, ворон костей не занашивал, - так оживлены поля хлебами, ячменем, и даже мы видели вершок пшеницы, но ржи нет. Хлеб уже в снопах, сено в стогах".

Такова оценка писателя деятельности горстки русских людей, оказывающих свое благотворное влияние на местную жизнь, принесших свою культуру в эти забытые богом края. "Несмотря... на продолжительность зимы, на лютость стужи, как все шевелится здесь, в краю! Я теперь живой, заезжий свидетель того химически-исторического процесса, в котором пустыни превращаются в жилые места... Религия и цивилизация борются с дикостью и вызывают к жизни спящие силы..."

Однако, развитие большинства станций и земледельческое освоение в местах Якутско-Аянского тракта продолжалось недолго. В 1867 г. с прекращением деятельности Российско-Американской компании и установления сообщения с Камчаткой морским путем почтовый тракт на Аян был закрыт. Тамошних крестьян ждала новая, не менее важная и ответственная эпопея: им в том же году был сделан вызов и желающим предложено переселиться на Амур. Они отрядили из своей среды 3 ходока в Приамурье для ознакомления с новым краем; места понравились. Затем 50 семей, воспользовавшись новыми льготами, покинули Якутскую область, некоторые семьи вернулись в родные места Забайкалья, а за их потомками закрепилось название "аянские". На Аянском тракте осталось лишь несколько семей в селении Усть-Майском, которые затем переедут в Ново-Покровское и Павловское. В этих селениях "земледельческий талант" семейских проявится особенно ярко.

О судьбе ушедших на освоение земель в Приамурье специальных работ, кажется, нет, хотя кое-какие материалы тоже имеются. О них мы скажем ниже.

Как же складывалась дальнейшая жизнь оставшихся крестьян-старообрядцев в Якутии? За 15-летний период проживания на станциях Аянского тракта они успели построить просторные дома с русскими печами, расчистить леса и возделать пашни, и даже развить огородничество. И. А. Гончаров пишет, что он и его спутники с удовольствием покупали овощи и корнеплоды, чтобы

70 стр.

поощрить крестьян к дальнейшему возделыванию огородных культур. А там стали выращивать огурцы, капусту (кочаны достигали до 8-12 фунтов), морковь, репу, редьку, брюкву, лук, редис. Последствии И. И. Майнов, исследователь русских крестьян в Якутии, напишет: "Огородничество на станциях находится в самом жалком виде, а у павловчан оно дает крестьянам крупный доход и огородными местами там очень дорожат".

Что же закрепило и держало крестьянина на Севере? Ответ может быть один: воля и земельный достаток. Вероятно, местные власти поощряли их занятие земледелием. Другим же просто не в состоянии было куда-либо перебираться, и они осели на вечной мерзлоте и стали ее заботливо обихаживать и принуждать к плодородию.

Вообще вся эта затея - устройство почтовой гоньбы на Аянском тракте - похожа на авантюру. Она - порождение административно-бюрократической системы, какой-то чиновничьей прихоти. Стоило ли на 15 лет срывать крестьян с разных мест и поселять их в таких неблагоприятных, непригодных для земледелия местах? Но подобные эксперименты, требующие больших расходов, наблюдаются, к сожалению, и в наше время! Плохо мы учимся у истории. Или не знаем ее. Бестолковые проекты ведомств повторяются. И никто за это не несет ответственности. Все идет своим чередом. Проекты рождаются в тиши кабинетов, осуществляются с пятого на десятое, кое-как, через пень колоду, и ничего не доводится до конца. Для чего все это делалось - никому неизвестно. Все шито-крыто. Таков стиль бюрократов. И он неистребим до тех пор, пока народ будет отстранен от участия и разработки подобных судьбоносных решений. Но расшатать бюрократическую систему трудно. Чиновники сплочены, хитры, лукавы.

Ведь и в то время основной задачей являлась такая грандиозная по своим масштабам операция - освоение Амура, его заселение русскими людьми. Что проходило тоже чисто военно-административными, часто волевыми методами. И в этом плане вся тяжесть пала на русских крестьян и казаков Забайкалья.

Однако, вернемся же к оставшимся в Якутии крестьянам. Где и как они устроились, чем стали заниматься в виду такой резкой перемены их жизни и быта в связи с ликвидацией почтового Якутского тракта? Казна выдала им пособие - по 95 руб. на каждую "могучую душу", семей десять, не решаясь вновь пытать счастье и отправляться в неведомый Амурский край, сначала перебивались кое-как на станциях. Некому было продать расчищенные пашни, строения, дома, но потом не выдержали и переселились Деревню Новопокровскую, в 20 верстах от Амги. Эта деревня была основана в 1852 г. старообрядцами, но часть их подалась на Амур, остальные в 1872 году основали в 23 верстах от г. Якутска

71 стр.

новое поселение Павловское. В 1895 году в селениях Усть-Майском было 8 дворов, в Новопокровском - 11, в селении Павловском 25 дворов (И. И. Майнов. Указ. раб. - С. 15). Эти селения лучше разрабатывали земли и по относительному количеству пашен и сенокосов занимали первые места. Следует отметить и такой факт. Земли в Якутии, расчищенные под пашни, лежащие на вечной мерзлоте на подпочвенных льдах, нередко проваливались, оседали настолько, что о дальнейшей их обработке не могло быть и речи. Такие провалившиеся пашни на расчищенных от леса местах были почти на всех станциях. Несколько участков пашен провалилось в селении Усть-Майском, и крестьяне опасались дальнейших провалов в будущем. Кроме того, новопоселенцы в Амгинской слободе и в селении Новопокровском жаловались "на рыхлость и скорое иссыхание почвы". К тому же хлеба часто попадали под ранние заморозки, в ряде мест пашню прорывали мелкие протоки.

Примечательны сведения Иохельсона, которые он там собрал за 35 лет (примерно 1860-1895 гг.). Из них 19 лет были неурожайными (8 лет не возвратили семян), 10 - средних (с урожаем в сам-3-сам-5) и только б лет дали урожай выше сам-5-ти. И автор заключает, что в долине Лены, как и Амги, "земледелие по своей рискованности не может являться для заурядного пахаря единственной основой существования и необходимо и должно совмещаться в его хозяйстве с другими промыслами". И несмотря на такие неблагоприятные условия, русские крестьяне упорно развивали земледелие в Якутии. Поскольку матушка-рожь кормит всех сплошь, то ей отдавали явное предпочтение. Лучше всего удавалась ярица (яровая рожь). Она занимала более половины посевов, дальше шли овес, ячмень, пшеница, картофель и огородные культуры. Средний посев на один двор в с. Павловском составлял 57,2 пуда, по всем остальным поселениям он колебался примерно в пределах 12-33 пудов.

В селениях по Якутско-Аянскому тракту крестьяне устроили магазины. Так, крестьяне села Павловское до 1895 г. засыпали в свой магазин по 12 пудов с ревизской души, но на будущее время решили на сходе засыпать в продолжении 17 лет по б пудов с наличной мужской души, которых было на момент составления приговора 73 души. Лучший магазин был именно в этом селении, здание которого было пожертвовано обществу местным богачеем А. М. Кушнаревым. Эта фамилия распространена у семейских за Байкалом. Она встречается в селах Большой Куналей, Новая Брянь, Куйтун. В частности, выше мы писали, что в числе крестьян с. Новобрянского уезжал на Аян Михаила Кушнарев.

По всему вышеизложенному видно, что и в Якутии семейские крестьяне оказались в числе незаурядных колонистов. Так, И. И. Майнов считает, что "благодаря близости города (23 версты)

72 стр.

и более высокой культурности своего старообрядческого населения Павловское является самым зажиточным, самым земледельческим и во всех отношениях самым лучшим из здешних русских селений".

Процесс колонизации Амура и освоения новых земель в Военной Сибири при генерал-губернаторе Н. Н. Муравьеве не мог не коснуться и семейских. С. В. Максимов писал: "С 1857 г. в течение 9 лет семейские неустанно, беспрекословно и без особых ущербов для себя, своим хлебом кормили Амур и не только отдавали муку и хлеб даром, но и приплачивали еще по 10-20 на пуд за доставку до Читы вольным вощикам (казна давала за пуд 60 коп., доставка из Тарбагатая, например, стоила 70-80 коп)"15. Вероятно этому бескорыстию семейских благоприятствовали урожайные годы. В семейских общинах была установлена справедливая раскладка по семействам. В среднем на хозяина было возложено до 40 пудов ежегодного взноса (на богатых больше, на бедных меньше). "Бедным сверх того предоставлено было право воспользоваться платою за доставку в Читу на сплавные лодки и баржи" .

Об ушедших на Амур мы имеем весьма отрывочные, скудные сведения. Вот что писал один из непосредственных свидетелей и участник заселения Приамурья, известный русский географ и экономист М. И. Венюков об одном из таких староверческих поселений: "Военный губернатор Амурской области Педашенко однажды вздумал посетить староверческие, или раскольничьи, селения, возникшие на призейской равнине, верстах в 50-100 от Амура, и нашел их в цветущем виде уже на второй или на третий год существования.

- Славно вы живете, братцы, - говорил он крестьянам, - гораздо лучше, чем казаки, даром что у них Амур под боком. Отчего бы эта разница?

- А, батюшка, ваше превосходительство, оттого, что мы от начальства подальше, - отвечали крестьяне.

- Гм! - заметил губернатор, - однако же и без властей вам жить нельзя; надобно будет кого-нибудь над вами поставить.

- Отец родной! - закричали крестьяне, - мы люди смирные, между нами ничего худого не случится, а если бы что и вышло, то мы сами выдадим дурня твоему благородию; подати мы платим исправно, повинности отбываем так же; ну, а от начальства избавь!

И толпа бросилась генералу в ноги".

Говорят, что Педашенко в годовом отчете государю написал, что староверы отнюдь не антихристы, а напротив - образцовые подданные17.

Надо заметить, что представители русской администрации относились к забайкальским старообрядцам неоднозначно. Вот что пишет об этом современный историк, основываясь на архивных Документах: "Вообще, по отношению к семейским как местное, так и столичное начальство всегда вставало перед дилеммой:

73 стр.

с одной стороны начальство раздражала бытовая и религиозная замкнутость старообрядцев, то, что они "...холодны к религии", с другой - оно отмечало большое значение трудолюбия семейского крестьянства в деле освоения края. Семейские были основными поставщиками хлеба в казенные магазины, они продавали хлеб и в городах. Эту действительность по отношению к ним можно проиллюстрировать следующим примером. В апреле 1863 г. министр государственных имуществ консультировался с генерал-губернатором Восточной Сибири Корсаковым по вопросу о возможности удовлетворения просьбы "раскольников" о переселении их на Амур. Министр боялся "вредного влияния раскольников, в религиозном отношении". В своем ответе Корсаков указывает, что необходимо не только не препятствовать переселению семейских на Амур, но, наоборот, поощрять это дело, ибо семейские крестьяне "дают более других надежды на прочное их водворение", что имеет несравненно большее значение для развития Приамурья, чем их религиозные взгляды. К тому же "...по причине малонаселенности края опасаться этого можно гораздо менее..." .

В данном случае М. М. Шмулевич несколько неточно выразил свою точку зрения. На наш взгляд, начальство раздражало не только их "холодность к религии" и их бытовая и религиозная замкнутость, а наоборот, их религиозная горячая пропаганда старообрядчества, их нетерпимость официального православия и непринятие над собой никакого начальства, т. е., неколебимое стремление крестьян к независимой жизни на новых землях. Это прекрасно было подмечено и описано М. И. Венюковым. Именно самоволие, стремление к независимости, желание полной свободы действия в своей религиозной и общественной жизни - вот что настораживало и раздражало начальство.

Надо сказать, что Забайкалье было для русского правительства в его целях покорения Амура и его дальнейшего хозяйственного освоения самым настоящим плацдармом и имело важное стратегическое значение. Этому послужило его географическое положение и его экономическое состояние, достаточное количество казаков и крестьян. Без этих факторов приобретение Амура Россией было бы намного затруднительнее. Ведь время его вторичного покорения и освоения было весьма трудным для русского государства. Крымская война с Англией, Францией, Турцией (1853-1856 гг.), сложные отношения с Китаем, с Японией, пристальное внимание к дальневосточным берегам со стороны Англии, Америки и Франции. Все это торопило русское правительство к скорейшему освоению Амура и к выходу России на Дальний Восток и Приамурье.

И на первых порах главную роль в закреплении Амура за Россией сыграли забайкальские казаки и крестьяне. С 1855-1856 по 1862 год, по данным Сибирского комитета, происходило переселение

74 стр.

в Приамурье и Приморье казаков Забайкальского казачьего войска. Они были поселены по левому берегу Амура от слияния Шилки с Аргунью до реки Тунгуски на протяжении 1630 верст и по берегам Уссури с целью несения пограничной службы. "Из Забайкалья было переселено 3095 семейств в числе 13889 душ обоего пола"19. По другим данным по приказу Н. Н. Муравьева в 1857 г. "...первый шаг к колонизации Приамурья был сделан расселением 384 семей забайкальских казаков, раскиданных на протяжении 1137 верст по левому берегу Амура. Казаками было взято с собой лошадей 520, коров 710, овец 1158, 110 свиней, давших начало скотоводству в области. В 1858 году переселившимися забайкальскими казаками в Амурской области было образовано 32 станицы". Расселяли казаков по береговой полосе Амура на расстоянии 10-30 верст одна станица от другой. К 1869 году по Амуру было 67 казачьих поселений20.

В 1857-1867 гг. в Приамурье переселилось 21693 человека21. То есть больше половины переселенцев было из Забайкалья. Еще больший поток переселенцев хлынул из Забайкалья на заселение и освоение Приморья. "С 1857 по 1867 гг. приток населения в основном из Забайкалья составлял в среднем 3 тыс. человек в год"22.

Заселение их происходило принудительным административным путем. Это привело ко многим негативным последствиям. Казаки оказались на неудобных для ведения сельского хозяйства местах, поэтому многие не могли на новых землях поправить свое хозяйство. Бедствовали и разорялись, просили о помощи, первые годы жили в землянках и т. п. В то же время добровольное переселение крестьян на Амур правительство сознательно сдерживало и не только из-за того, что переселению на окраины России противились крупные землевладельцы, помещики, боявшиеся потерять своих крестьян.

"...Верховное правительство с присущей ему недальновидностью, - писал М. И. Венюков, - не умело ценить важность Амурского края". Вот почему все его законодательство и переселенческая политика в отношении Амура непоследовательны. С одной стороны оно ограничивает переселение, запретив переселяться тем крестьянским семьям, которые имели на родине в общей сложности более 5 десятин земли на душу, и тем из малоземельных, которые не имели достаточных средств для совершения всего пути а свои счет . Законами ограничивается увольнение крестьян из сельских обществ24. С другой стороны правительство выделяет денежные субсидии для переселенцев, предоставляет им ряд льгот, облегчавших обоснование на новых местах. Не могли не привлечь предприимчивых людей и такие льготы и права: когда разрешено иметь на семью 100-десятинный надел на первые 20 лет

75 стр.

бесплатно; право приобретать землю в собственность с оплатой по три рубля за десятину; свободу от рекрутской повинности и от податей в течение 20 лет, а также свободу от денежной и натуральной оплаты в течение 3 лет. По всему краю вводилась свободная торговля и свободное учреждение фабрик и заводов25.

Крупный русский этнограф и писатель С. Максимов, побывав на Амуре в 60-е годы XIX в., писал, что "водворение государственных крестьян... на амурских побережиях... произведено безрасчетно, неудачно и к тому же несчастливо". И это все происходило от того, что переселенческая политика царизма была "насквозь проникнута азиатским вмешательством заскорузлого чиновничества, мешавшего свободно устроиться переселенцам, вносившего страшную путаницу в новые земельные отношения, заражавшего ядом крепостнического бюрократизма центральной России окраинную Россию"26.

Но такие условия не всех устрашали и отпугивали и по пословице: от добра добра не ищут, - на вольные земли бежали люди от нужды, от несвободы, от преследования за религиозные убеждения, от малоземелья. Предприимчивых людей, не боящихся труда, сильных духом и телом влекла заманчивая перспектива начать новую вольную жизнь в достатке и довольстве. Не всем это удавалось, но прежде пустынный девственный край заселялся, осваивался. В "Амурском календаре на 1902 год" читаем: В 1900 году все население Амурской области состояло из 132348 человек. Из них раскольников и сектантов числилось 23772 человека обоего пола. Словом, староверы и сектанты, а к этим последним относили в то время и часть старообрядцев-беспоповцев, духоборов, молокан и других составляли в среде крестьянства Приамурья значительную долю.

В последующие годы колонизация Амура и Приморья шла с переменным успехом, то затухала, то возобновлялась. На это были свои причины. "В период русско-японской войны крестьяне почти перестали переселяться на Дальний Восток. В связи с этим, - пишет А. А. Лебедева, - в 1906 г. переселение туда было объявлено особо поощряемым (установлены льготы по переезду и выдавались ссуды на домообзаведение). Эта мера возымела свое действие: "...в 1906-1910 гг. на Дальний Восток переехало более 189000 человек. .. В эти годы вновь прослеживаются небольшие партии из Забайкалья на Амур"27. "Среди переселившегося крестьянского населения было немало старообрядцев и сектантов (11771 человек), в том числе семейских из Забайкалья, основавших на р. Чирге с. Тарбагатай, а на Амуре деревни Николаевку, Ключевскую, Берминскую, Введенскую, Новую и Заливную. Население по рекам Бурее и Завитой состояло преимущественно из старообрядцев беспоповцев Томской, Вятской и Самарской губерний (деревни Листвянская, Верхне-Белая, Бахирева, Белый Яр и Платонова)"28.

76 стр.

Надо сказать, что вплоть до первой мировой войны из семейских сел по приговору сельских и волостных сходов ежегодно уходили на Амур и в Приамурье по несколько семей, иногда и десятки семей. Так, из Большого Куналея в 1914 году переселилось на Амур. 21 человек29. А в 1909 г. из того же села уехало туда на постоянное жительство 12 семей (68 человек)30. Это были молодые детные семьи.

О быте и жизни староверов в Приамурье и Приморье известно не так уж и много. Пока этими сюжетами исследователи серьезно не занимались. А теперь трудно что-либо восстановить, как и везде, там тоже самые крепкие крестьяне были репрессированы в 20-30 годы. Иногда, переселяясь на Восток, семейские крестьяне давали и на новых местах своим селениям названия родных сел Забайкалья. Подобные примеры мы уже приводили. Об этом сообщал и Л. Е. Элиасов. А вот что сохранилось в памяти народной об уходе на Амур и как там осваивали новые земли. В 1986 году в Большом Куналее Александр Иванович Рыжаков (1905 г. рождения) рассказал мне о том, как куналейские мужики осваивали Приамурье. "По Зее из наших жил Гуран (прозвище, настоящая фамилия Сазонов - Ф. Б.). В Желтоярово жил Рыжаков Яков Минаевич, в Майорихе - эти селения недалеко от Благовещенска - жил Петров Савелий, поселились и по Бурее. Там жил Травкин. На Амуре земли были добрые, черноземы. Их наши мужики распахивали на трех конях сабанами. После распашки сеяли пять лет подряд. После такой вспашки паров не надо было. У дяди Якова было семь сыновей. Работящие, сильные. Для уборки закупали жнейки. Жили крепко. Дочь Домна вышла за начальника всей железной дороги или за генерала. В 1927 г. всех их арестовали и сослали".

Высокую оценку староверам, как предприимчивым земледельцам, быстро усваивающим местные условия и завоевавших уважение у местных народов дает Г. П. Михайлов в статье "Староверы как колонизаторы Уссурийского края". Он пишет: "Консерваторы по своему отношению к православной церкви, староверы Уссурийского края не являются таковыми в хозяйственной жизни. Усовершенствованный плуг, новую сельскохозяйственную машину, рамочный улей вы встретите скорее у староверов, чем у малоросса. Староверы - единственные из крестьян Уссурийского края занялись... оленеводством". Эти наклонности староверов к прогрессивным методам хозяйствования автор видит в их большей развитости, ..интеллигентности староверской массы". Далее автор приходит к любопытному выводу: "Мысль старовера, привыкшая критически работать в области религиозных воззрений, как бы в силу привычки критически относится и к окружающей старовера экономической действительности"31.

77 стр.

Четвертый Хабаровский съезд в 1903 году признал староверов "одним из наиболее желательных для Уссурийского края колонизационных элементов" .

Известный путешественник и писатель В. К. Арсеньев во время своих путешествий по Уссурийскому краю побывал у староверов деревни Амагу, где они поселились в 1900 г. в количестве семи семейств. В год прибытия к ним В. К. Арсеньева их насчитывалось 18 дворов, "Староверы, - пишет он, - сохранили облик чистых великороссов. Патриархальность семьи, костюмы, утварь, вышивки на одежде, резьба по дереву и т. д. - все это напоминало древнюю Русь... Средствами к жизни их были земледелие и соболевание. Соболей они ловили всеми способами: и китайским, и корейским, и удэхейским...

К чести старообрядцев нужно сказать, что, придя на Амагу, они не стали притеснять туземцев, а, наоборот, помогли им и начали учить земледелию и скотоводству: удэхейцы научились говорить по-русски, завели лошадей, рогатый скот и построили баню"33. Как видим, и на дальнем Приморье староверы приобщают удэхейцев к русской культуре, к земледелию, и не притесняя и не изгоняя из родных мест обитания этот таежный охотничий народ.

Таким образом, мы подняли и осветили одну из забытых тем из истории старообрядцев Забайкалья - тему освоения громадных пространств Восточной Сибири, Приамурья и Приморья. Там прошли проверку их знания и опыт, сила и мужество, их героическая борьба за самоутверждение. И семейские крестьяне в эту суровую летопись заселения и освоения девственных мест внесли свои яркие страницы. Их мужественные усилия на этом поприще есть часть усилий русского народа и неотъемлемая глава истории нашей Родины.

Удивительнее всего то, что русскому крестьянину, переселявшемуся на новое местожительство, не на кого было надеяться, кроме как на самого себя. Он сам в одном лице был и пахарем и агрономом, дровосеком и плотником, охотником и естествоиспытателем, экономистом и бухгалтером, пастухом и зоотехником, лекарем, костоправом, знатоком трав и растений, ямщиком и огородником, знатоком календаря и духовным наставником. Все, что касалось ведения крестьянского хозяйства, он впитывал в себя с детства. На новых местах он эмпирическим путем познавал почву, выводил нужные сорта зерновых и огородных культур путем проб и ошибок, не имея надежной гарантии в успехе.

Так было в Забайкалье, где он и "камень сделал плодородным", затем продолжалось на Аянском тракте в далекой Якутской земле, "куда и ворон костей не занашивал" и не предвиделось возможности земледелия, и на Амуре, и в Приморье. Затем события развивались

78 стр.

так, что часть русского крестьянства (староверы, духоборы, молокане) оказались за рубежом. И там сначала на землях Монголии, Китая (Маньчжурия, КВЖД, Харбин, Синцзян), а ныне продолжается в Новом Свете, в Западном полушарии, на землях далеких стран в Аргентине, Уругвае, Бразилии, Боливии, США, Канады, Аляски, также Австралии и Новой Зеландии, куда судьба забросила горсточки русских крестьян-старообрядцев - неугомонных рыцарей духа и пионеров освоения новых девственных мест, уверенных в правоте своего дела, своей веры, в своей неустрашимости перед неведомым; осенив себя крестом, они верят в свое предназначение, которое они сами, вероятно, не до конца осмысливают, проделывая вдали от России (где их корни, и где основы их веры) грандиозную работу по освоению новых природно-климатических зон. Они свято чтут обычаи и нравы, предания и заветы предков. Сохраняют русский язык, одежду, веру, обряды. Их стойкость в иноязыческой среде, аввакумовский дух, трудолюбие и преданность земле-матушке покоряют всех, кто с ними соприкасается и в Аргентине, в Бразилии, в Австралии, и в США. По сути дела старообрядчество в наше время стало мировым явлением. По разному складывается судьба этих общин в разных странах. В США же они достигли высокого материального уровня. В штате Орегон их проживает более 5 тыс. человек. Есть деревни Николаевск, Вознесенка, Раздольная, Находка, Ключевая, Качемак - село на Аляске... В Китае, Бразилии и Турции жизнь складывалась труднее. Теперь в Китае их осталось около 3 тыс. человек. Многие староверы выехали из этих стран. Часть вернулась в Россию, другие осели, в основном в США, Канаде, Австралии...

79 стр.

1. Кабузан В. М., Троицкий С. М. Новые источники по истории населения Восточной Сибири во второй половине XVIII в. "Советская этнография", 1966. - № 3. - С. 28-29; Шмулевич М.М. Очерки истории Западного Забайкалья. XVII - середина XIX в. - Новосибирск, 1985. - С. 21.

2. Шмулевич М. М. Указ. раб. - С. 26. ЦГИА. - ф. 1265. - Оп. 3. - д. 91. - Л. 12 об. (В 1853 г. их число уменьшилось из-за переселения на Якутско-Аянский тракт).

3. Мамсик Т. С. Крестьянское движение в Сибири. Вторая четверть XIX в. - Новосибирск, 1987. - С. 126.

4. Шмулевич М. М. К истории крестьянской колонизации и возникновения русских сел в Западном Забайкалье в XVIII - первой половине XIX вв. "Этнографический сборник". - Вып. 6. - Улан-Удэ, 1974. - С. 96.

5. Шмулевич М. М. Очерки истории Западного Забайкалья. - С. 25.

6. "Странник". - СПб., 1863. - Т. 4, декабрь. - С. 2.

7. Там же. - С. 10-12.

8. Читинский областной музей. - Ф. 12. - Оп. 1. - Д. 13. - Л. 21. Материалы о семейских в с. Аленгуй, Беклемешево.

9. Там же. - Л. 1.

10. Там же. - Л. 22.

11. Венюков М. И. Путешествия по Приамурью, Китаю, Японии. - Хабаровск, 1970. - С. 95.

12. Васильев А. П. Забайкальские казаки. Исторический очерк, - Т. 3. - Чита, 1918.

13. Майнов И. И. Русские крестьяне и оседлые инородцы Якутской области // Записки РГО по отделению статистики. - Т. XII. - СПб., 1919. - С. 7.

14. Гончаров И. А. Фрегат "Паллада". - Л.: Издательство "Наука", 1986. - С. 506-507.

15. Максимов С. В. Сибирь и каторга. - СПб., 1871. - Ч. 1. - С. 324.

16. Максимов С. В. Сибирь и каторга. - СПб., 1871. - Ч. 1. - С. 235.

17. Венюков М. И. Путешествия по Приамурью, Китаю, Японии. - Хабаровск, 1970. - С. 61-62.

18. Шмулевич М. М. Очерки истории Западного Забайкалья. XVII - середина XIX в. - Новосибирск, 1985. - С. 25.

19. Алексеев А. И. Освоение русскими людьми Дальнего Востока и Русской Америки до конца XIX в. - М., 1982. - 137.

20. Волкова П. И., Наумов Л. Г. Население Восточного Забайкалья в XIX- XX вв. по исследованиям П.Д.Лежнина // Проблемы краеведения. - Вып. 3. - Чита, 1968. - С. 76.

21. Алексеев А. И. Указ. раб. - С. 146.

22. Там же.

23. Кирьянов В. В Очерки по истории переселенческого движения в Сибирь (В связи с историей заселения Сибири). - М., 1902. - С. 171.

24. Крестьянская реформа в России 1861 г. Сборник законодательных актов. - М., 1954. - С. 66-68.

25. Алексеев А. И. Указ. раб. - С. 140.

26. Ленин В. И. Полн. собр. соч. - Т. 16. - С. 405.

27. Русские старожилы Сибири... - М., 1973. - С. 62-63.

28. Там же. - С 64.

29. ИГА. Бур. АССР. - ф. 52. - Оп. 6. - Л. 40.

30. Русские старожилы Сибири... - С. 63.

31. Сибирские вопросы. - СПб. 1905. - № 1. - С. 256-257.

32. Там же.

33. Арсеньев В. К. В дебрях Уссурийского края. - М., 1950. - С. 418-419.