Стихи Виктора Балдоржиева о Забайкалье и не только

[Виктор Балдоржиев]

Дорогие земляки, вот старый адрес моей темы. Спасибо всем!

https://predistoria.org/index.php?name=Forums&file=viewtopic&t=1311&start=30

Исход от Онона

Ни о чем я теперь не жалею.
Чуть скрипит подо мною седло.
Иль набрякла рука, тяжелея,
Или шашке в руке тяжело?

То ли темные пятна ургуя,
То ли кровь по траве, вдоль межи?
Там порубанный друг с Дурулгуя,
Умирающий друг с Куранжи.

Тишина… Никого! Только кони
Смотрят вдаль на крутом берегу.
Я родился и жил у Онона,
Но куда же бегу и бегу?

Кто явился сюда и откуда?
И зачем, для чего, почему?
И какое пророчит нам чудо?
Ничего, ничего не пойму!

А теперь только смерть или воля,
И щемящая песня в груди,
Волчья степь и шумящее поле,
И безумный барон впереди…

2 ноября 2010 года. 0. 55.

Мои предки служили у барона Унгерна, который родился в австрийском городе Граца. В 2010 году, немецкие писатели перевели мои произведения и издали в журнале "Lichtungen", который выходит в городе Граца. Здесь я публикую балладу моего любимого поэта Арсения Несмелова (Митропольского). На фотографии - Ононский казак в бурятской шубе.

Арсений Несмелов.
БАЛЛАДА О ДАУРСКОМ БАРОНЕ

К оврагу,
где травы рыжели от крови,
где смерть опрокинула трупы на склон,
папаху надвинув на самые брови,
на черном коне подъезжает барон.

Он спустится шагом к изрубленным трупам,
и смотрит им в лица,
склоняясь с седла, –
и прядает конь, оседающий крупом,
и в пене испуга его удила.

И яростью,
бредом ее истомяся,
кавказский клинок, 
– он уже обнажен, –
в гниющее
красноармейское мясо, –
повиснув к земле, 
погружает барон.

Скакун обезумел,
не слушает шпор он,
выносит на гребень,
весь в лунном огне, –
испуганный шумом,
проснувшийся ворон
закаркает хрипло на черной сосне.

И каркает ворон,
и слушает всадник,
и льдисто светлеет худое лицо.
Чем возгласы птицы звучат безотрадней,
тем,
сжавшее сердце,
слабеет кольцо.

Глаза засветились.
В тревожном их блеске –
две крошечных искры.
два тонких луча...
Но нынче,
вернувшись из страшной поездки,
барон приказал:
Позовите врача!

И лекарю,
мутной тоскою оборон,
(шаги и бряцание шпор в тишине),
отрывисто бросил:
Хворает мой ворон:
увидев меня,
не закаркал он мне!

Ты будешь лечить его,
если ж последней
отрады лишусь – посчитаюсь с тобой!..
Врач вышел безмолвно,
и тут же в передней,
руками развел и покончил с собой.

А в полдень,
в кровавом Особом Отделе,
барону,
– в сторонку дохнув перегар –
сказали:
Вот эти... Они засиделись:
Она – партизанка, а он – комиссар.

И медленно,
в шепот тревожных известий, –
они напряженными стали опять, –
им брошено:
на ночь сведите их вместе,
а ночью – под вороном – расстрелять!

И утром начштаба барону прохаркал
о ночи и смерти казненных двоих...
А ворон их видел?
А ворон закаркал? –
барон перебил...
И полковник затих.

Случилось несчастье! –
он выдавил
(дабы
удар отклонить –
сокрушительный вздох), –
с испугу ли, –
все-таки крикнула баба, –
иль гнили объевшись, но...
ворон издох!

Каналья!
Ты сдохнешь, а ворон мой – умер!
Он,
каркая,
славил удел палача!...
От гнева и ужаса обезумев,
хватаясь за шашку,
барон закричал:

Он был моим другом.
В кровавой неволе
другого найти я уже не смогу! –
и, весь содрогаясь от гнева и боли,
он отдал приказ наступать на Ургу.

Стенали степные поджарые волки,
шептались пески,
умирал небосклон...
Как идол,  сидел на косматой монголке,
монголом одет,
сумасшедший барон.

И шорохам ночи бессонной внимая,
он призраку гибели выплюнул:
Прочь!
И каркала вороном –
глухонемая,
упавшая сзади,
даурская ночь.


Я слышал:
В монгольских унылых улусах,
ребенка качая при дымном огне,
раскосая женщина в кольцах и бусах
поет о бароне на черном коне...

И будто бы в дни,
когда в яростной злобе
шевелится буря в горячем песке, –
огромный,
он мчит над пустынею Гоби,
и ворон сидит у него на плече.

1920-е годы.

[Шестаков]

Это стихотворение Арсения Несмелова о бароне считаю одним из лучших произведений этого автора. Для нашей семьи это трагедия, когда в Долине Смерти на станции Даурия 3 января 1919 года были расстреляны мои ближайшие родственники. Поэтому меня оно особо берет за душу. Но прочитал его и что-то показалось мне не так. Дело в одном слове. Вот как я привык его читать:

Он был моим другом.,
В кровавой неволе
Другого найти я уже не смогу!»
И, весь содрогаясь от гнева и боли,
Он отдал приказ отступать на Ургу.

У Вас: наступать на Ургу.
Ноги уже уносили из Даурии, Забайкалья.

[Виктор Балдоржиев]

Так было в потрепанной газете, которую давным-давно мне отправили из Китая. А потом эти же строки нашел в Интернете.
Впрочем, вполне возможно,  если брать направление движения. В этом случаем получается - отступать.
Спасибо вам, за внимание.
Я здесь по Онону собираю старые фотографии... Очень и очень мало. Говорят, что старики прятали вещи и фотографии, напоминющие о казачестве. Шильниковы из Дурулгуя помнят большой архив, который их дед куда-то отнес и закопал... А в Куранжу приезжали какие "копатели" и тоже что-то искали... Словом, память убита до основания.

[Виктор Балдоржиев]

Вне контекста

Жизнь его такая самобытная:
Трезвый день, потом неделю пьян,
Стадия сегодня первобытная,
А потом период обезьян,

То творит по пьянке революции,
То опять всех – в мать и перемать!
И никак в контексте эволюции
Невозможно жизнь его вписать…
   
14.12.2009 10:37

[Виктор Балдоржиев]

Рассвет в начале августа

Когда над сопками Маньчжурии
Покажет небо полосу,
Родная степь моей Даурии
Пьёт жадно первую росу,

Пьют тарбаганы вместе с птицами,
Не веря в гулкий гром вдали,
Что с океана, над границами,
Дожди нежданные пришли…

И пурпур золота колышется,
В нём солнце красное встаёт.
И в сладкой дрёме смутно слышится,
Что скачет всадник и поёт…   

13.12.2009 12:45

[Albert]

     Не удержался и решил тоже встрять в полемику по поводу строки А. Несмелова "Он отдал приказ наступать на Ургу", мое мнение, что так более исторически правильно, так как из Даурии  в 1920-м году Унгерн ушел на Акшу, и я бы не назвал этот уход отступлением. А на Ургу Унгерн именно наступал, а не отходил. Хочу еще добавить, что замечательное, или лучше сказать сильное стихотворение "Ни о чем я теперь не жалею...", умышленно или ненароком, но весьма четко вписывается в исторический контекст - именно с Онона, а не с Аргуни можно было уйти вслед за Унгерном в Монголию.

[Виктор Балдоржиев]

Блок из двух поэтических произведений скомпонован, как единое целое... Эту историю я хорошо знаю. От предков и ононских казаков.
Я ведь родился здесь, а теперь снова дома, на берегах Онона... Унгерн - это долгая, кровавая, мистическая и одновременно романтическая история. И он никак не выпадет из памяти. И все - буряты, русские, харчены, баргуты вместе с ним. И Несмелов - тоже. Только человек, прошедший через наши степи мог написать: "Ловкий ты и хитрый ты, остроглазый черт, архалук твой вытертый о коня истерт. На плечах от споротых полосы погон, не осилил спора ты лишь на перегон..." и т. д. Жестокий барон, романтик и деспот, наивно полагал, что прогнивший Запад можно уничтожить и обновить ордами Востока, что можно уничтожить классы. Но это все равно, что распилить Землю и разделить магнит на полюсы...

[Виктор Балдоржиев]

Печенег

В огне и битвах всех времён
В себя Россия вобрала
Орду и полчища племён,
Сгоревших в пламени дотла.

Боится русский человек,
К себе не чувствуя любви:
Кипчак, а может, печенег
Еще живут в его крови.

Но помнил их, не забывал!
И в каждом видит он врага,
Который череп оправлял
В янтарь, кораллы, жемчуга.

И всё же смутно сознаёт,
Хоть опасается притом:   
Что в нем столетия живёт
Дух Ярослава с Кончаком.

Пройдут года, минует век,
И нрав изменится, и стать,
Но будет тот же печенег
На мир из русского взирать…

10.12.2009 4:41

На снимке: Ононские казаки в Царском селе. 1914 год.

[Albert]

На снимке скорее всего казаки 4-й  Приамурской сотни лейб-гвардии Сводного-Казачьего Его Величества полка.

[Виктор Балдоржиев]

Все фотографии собраны в селах по Онону - Чиндант, Цасучей, Кубухай, Дурулгуй, Тут-Халтуй, Куранжа... Эти "брацковатые" ребята с берегов Онона, предки многих жителей наших сел. Как и эти на снимке - в перерыве между боями...

[Albert]

Снимки очень мелкие. Трудно что-то рассмотреть. Можно покрупнее.

[Виктор Балдоржиев]

Кречет

Сильные не ведают усилья…
Воином от солнца он летит,
И упругий ветер бьет под крылья
И, вздувая, перья шевелит.

Одинокий в стае не летает,
Лишь без стаи сильному легко!
Никогда сам целью не бывает,
Но парит над целью высоко.

И, в согласье с ветром, выше, выше,
А потом ложится на крыло,
Вместе с ним кренятся набок крыши
И – с продольной улицей – село.

Вот теперь все четко и контрастно,
И рельефней волны над травой.
Вот и заяц, только он напрасно
Непрестанно вертит головой.

На мгновенье взор сосредоточив,
Упредив и ось, и параллель,
Как стрела стремительная точно,
Кречет хищно бросится на цель.

Это он! Возникнув из тумана,
Снова над Ононом воспарил.
Реял на знаменах Чингисхана,
И князьям московским отслужил…

12 декабря 2009 год.


Насчет снимков. Просто я подгоняю их, чтобы легче было размещать. Попробую крупнее. На обороте этой фотографии написано: "Дорогому отцу, господину Гуляеву от сына...." Снято, видимо, в Чите. Это семейная реликвия, которая, видимо, становится уже не реликвией, а чем-то диковинным и непонятным... Его мне бабка передала, в Тут-Халтуе, что недалеко от Куранжи.

[Albert]

А это похоже 1-й Читинский. Вот почти удалось опознать уже два полка. Хотя насчет Приамурской сотни это точно.

[Виктор Балдоржиев]

Скорее всего, наши люди служили там. Если Вам потребуются фотографии ононских казаков, я выложу.
С уважением.

[Albert]

       А я почему-то думал, что Забайкальская полусотня как официальное название существовала, до того  момента, как 4-ю сводную сотню вышеуказанного полка официально нарекли Приамурской сотней. Поэтому с учетом того что фотография датирована 1914 годом, то есть моментом когда существовало официальное название Приамурская сотня, я не стал указывать название Забайкальская полусотня, так как не был уверен в правильности такого названия.